Тысячи зрителей с нетерпением ждут начала представления.

Внезапно раскрываются двенадцать ворот, и на арену вы-оегают звери. Это странное сборище можно увидеть только в цирке. Рядом с пантерой остановилась, дрожа, газель. Перед открытой пастью льва сжался в комок заяц. Из-за спины слона посматривает на зрителей медведь.

Их не разделяют железные прутья клеток. Вот-вот они набросятся друг на Друга.

Но что это?

Пантера дает надеть на себя ярмо и идет в одной упряжке с газелью. Лев осторожно берет в зубы зайца и несет его, словно львенка, стараясь не причинить ему вреда. Медведь усаживается на носилки, и четыре слона, как четыре покорных раба, поднимают его на свои спины.

Можно подумать, что на земле на самом деле настал Золотой век.

Но это мирное зрелище не по вкусу зрителям. Многие рассматривают не арену, а императорскую ложу, словно император и его приближенные самые диковинные из зверей.

Людям скучно, они зевают, они ждут чего-то другого

Дрессированных зверей сменяют на арене дикие, неприрученные. Звери должны вступить между собой в борьбу. Тут нечего делать зайцам и газелям. Все действующие лица вооружены клыками и рогами. Носорогу предстоит поединок со слоном, медведю — с буйволом, слону — с быком.

Но «актеры» не хотят драться.

Скучающие римляне нетерпеливо стучат ногами. На арене появляются люди с длинными бичами, с горящими головнями в руках. Бич и огонь должны привести зверей в ярость и принудить их броситься друг на друга.

Рога и клыки окрашиваются кровью. Из распоротого брюха буйвола вываливаются на песок внутренности.

Зрители оживились. Запахло кровью.

Но это всего лишь звериная кровь.

С волнением следят зрители за борьбой человека с косматым аравийским львом. У человека нет ни панциря, ни щита. Он вооружен только мечом. Но он силен и ловок. Он защищает свою жизнь. Лев прижался к земле, готовясь к прыжку. Но человек уже ринулся на него, оседлал, схватил сильной рукой за гриву, поднял другой рукой меч.

Зрители поднялись с мест, чтобы лучше видеть. Неужели победит человек? Но счастье переменчиво. Лев вырвался, обернулся назад. И человек уже лежит, придавленный могучей лапой.

Опять кровь на песке. Римляне довольны: кровь — человеческая.

Но и это детская забава по сравнению с тем, что предстоит впереди.

На арене водружают столбы. К столбам привязывают мужчин и женщин. Они осуждены на казнь. За какую вину?

Одни взяты в плен на войне, другие осуждены за воровство, за поджог, за неповиновение. Какова бы ни была вина, кара их ждет одна и та же.

Снова на арене дикие звери. Их нарочно морили голодом, чтобы они лучше справились со своей обязанностью палачей. Тут нет борьбы. Жертвы безоружны, связаны.

Тысячи человеческих глошк испускают крик ужаса и восторга. Этот крик заглушает вопли умирающих и рев зверей.

Но римлянам и этого мало.

Они ждут еще более потрясающих зрелищ. Когда зверь убивает человека или человек зверя, в этом еще нет ничего необычайного. Совсем другое дело, если человек убивает человека, если земляк идет против земляка и друг вонзает меч в сердце друга.

На арене — сражение.

Один за другим падают воины, пораженные копьем или мечом. И их еще живые, корчащиеся тела волочат багром в мертвецкую.

Это называется «игры гладиаторов».

Веселые игры придумали для себя римляне!

Неужели человек для того поднимался веками, чтобы стать хуже зверей, которых он победил?

Неужели в этом цирке среди тысяч зрителей нет ни одного, кто сказал бы: «Довольно!»?

Философ Сенека поспешно встает и покидает свое почетное место в ложе императора. Не прощаясь ни с кем, он торопится к выходу. Пусть о нем думают что угодно; он не в силах больше видеть и слышать.

Дома он зове г писцов и диктует им:

«Случайно я попал на представление около полудня. Я ожидал игр, шуток, чего-нибудь такого, на чем глаза могли бы отдохнуть после кровавых зрелищ. Ничего подобного: все предыдущие бои были кроткой забавой.

На этот раз дело было нешуточное. Происходило человекоубийство во всей своей жестокости. Тело ничем не прикрыто, ничем не защищено от ударов, из которых ни один не бьег мимо. Именно такое зрелище предпочитает толпа.

И не права ли она? К чему панцирь, фехтовальные приемы, все эти ухищрения? Чтобы торговаться со смертью? Утром людей отдают на растерзание львам и медведям, а в полдень — самим зрителям. Зрители любуются людьми, которые уже убили своих противников. Победителям предстоит вступить в бой с теми, кто убьет их самих. Исход борьбы смертельный. Чтобы принудить людей сражаться, пускают в ход железо и огонь.

Но скажут: «Этот человек вор!» Так что же, он заслуживает виселицы. «Это убийца!» Всякий убийца должен понести наказание. Но ты — что сделал ты, несчастный? За что тебя заставляют любоваться подобным зрелищем? «Плетей, огня! Смерть ему!» — кричат зрители. «Вот этот пронзает себя слишком слабо, падает без достаточной твердости духа, умирает неграциозно!»

И вот плеть гонит людей в бой, с обеих сторон противники должны добровольно подставлять под удары обнаженную грудь. Быть может, зрелище еще слишком кротко? Что ж, чтобы зрители приятно провели время, пусть убьют еще нескольких!

Римляне, неужели вы не чувствуете, что зло падает на головы тех, кто его совершает?»

Сенека перестает диктовать. Он в волнении ходит по комнате. В душе его борются противоречивые чувства.

К кому он взывает? К римлянам? Но у них только наружность людей, в душе они — звери. Разве он, философ Сенека, не смешон, когда учит римлян не причинять зла даже врагам, прощать обиды, жалеть рабов?

Они только снисходительно улыбаются, когда он говорит им, что люди, которых они называют рабами, произошли ил той же материи, любуются тем же небом, дышат тем же воздухом, обладают той же жизнью и ждут той же смерти.

Это рабы? Нет, это люди. Это рабы? Нет, это товарищи.

Разве римляне это поймут!

«Что же делать? — думает Сенека.— Пытаться переделать мир? Это напрасная трата сил. Судьба ведет того, кто хочет, и насильно тащит того, кто не хочет.

Ничья мольба не может тронуть судьбу. Она не знает милости, не знает состраданья. И звезды на небе, и люди на земле одинаково повинуются судьбе, одинаково подвластны закону природы».

Что же остается? Сенека видит только один выход: «обрести высокое мужество, достойное человека, и стойко переносить все, что приносит судьба».