Весь мир обошла молва о цареградских дворцах и храмах.

Но и Киеву тоже есть чем похвалиться.

В хоромах у киевских князей стены расписаны кистью искусных мастеров, дверные наличники высечены из мрамора, печи облицованы цветными эмалевыми изразцами.

Сколько искусства и знания нужно, чтобы изготовить эмалевую плитку! Надо уметь составить эмалевое стекло и окрасить его свинцом—в серебристый цвет, медью — в зеленый. Надо накалить глиняную плитку до такого жара, при котором и железо плавится. Раскаленную плитку нужно полить эмалью да при этом смотреть, чтобы эмаль не перегорела, не потеряла цвета. А потом медленно, осторожно убавлять огонь: если сразу охладить, вся эмаль покроется трещинками.

Для такого дела и печи должны быть особенные, и тигли из глины, которая не боится самого сильного жара, и огонь раздувать приходится мехом с огнеупорной трубкой.

Через тысячу лет люди откопают в Киеве под землей такую мастерскую. Они будут рассматривать черепки тиглей, изразцовую плитку с застывшей на ней капелькой свинца, кирпичную кладку печей. И они будут с удивлением говорить о том, какие искусные мастера были на Руси еще в те далекие времена и как хорошо должны были эти мастера знать свойства металлов и стекол. Книга природы уже лежала раскрытая перед их глазами, хотя они, может быть, и не умели еще читать книги, написанные пером.

Но и такие книги уже были в Киеве за тысячу лет до нашего времени.

Писать славяне умели издавна. Во времена Олега бывали случаи, когда русские оставляли письменные завещания своим детям. Игорь посылал в Византию послов с грамотами.

Грамотность шла к русским от их соседей — западных и южных славян, из Моравии, Чехии, Болгарии.

Какими письменами писали русские?

Есть известие, что в древние времена славяне писали «чертами и резами» — вырезывали какие-то черточки, какие-то письмена на досках, на каменных плитах.

Потом — уже, должно быть, на пергаменте — стали писать по-русски греческими буквами.

Но тут мешало то, что в греческом алфавите не хватало букв для обозначения некоторых звуков русского языка. Княжеский писец, составлявший договор с другим государством, или купец, подписывавший долговую расписку, не знал, как юступить, когда приходилось писать слова с буквами «Ц», «Ш», «Щ».

Русскому языку нужна была и русская азбука.

В греческом городе Солуни жил в IX веке ученый монах Кирилл, который знал русский язык. Как-то раз случилось ему побывать на побережье Черного моря — в городе Корсуни. Там у одного русского он увидел евангелие и псалтырь, писанные русскими письменами.

Мы знаем об этом из жития Кирилла, но нам до сих пор неизвестно, что это были за письмена.

Вместо них Кирилл придумал другую азбуку.

Ему было поручено перевести для славян церковные книги. Об этом давно просили греков моравы.

Кириллу легче было писать привычными ему греческими буквами. Вот он и составил для славян новую азбуку, в которой большая часть букв была из греческого алфавита. Буквы «Ш» и «Ц» он взял из еврейских книг, а некоторые придумал сам: подписал «Т» под «Ш» — получилось «Щ», взял «Б» и отбросил верхнюю черточку — получился «Ь». От этой-то «кириллицы» и произошла наша русская азбука.

«Кириллица» пришла в Киев вместе с церковными книгами, вместе с новой верой.

Эта новая вера жила сначала бок о бок со старой.

Еще во времена Олега поставлена была первая церковь в Киеве — святого Николы. В церкви молились христиане, а люди старой веры по-прежнему поклонялись своим кумирам. Купцы просили «скотьего» бога Волоса послать им побольше золотых и серебряных денег. Волос ведал и скотом и золотом — ведь скот был деньгами, когда еще денег из металла не было. Воины просили о победе громовержца Перуна. Идол Волос стоял на рынке, на Подоле. А деревянный Перун с серебряной головой и золотыми усами стоял наверху, на Горе, во дворе княжеского терема.

Но вот идолов поволокли к реке топить. Новая вера победила старую.

Русский князь Владимир Святославич принял крещение и женился на «багрянородной» царевне Анне, рожденной в багряной палате цереградского дворца.

Новая вера нужна была русскому государству.

Она укрепляла власть киевского князя, крепче связывал? вокруг Киева все русские племена.

«Язык до Киева доведет»,— говорили люди и в Пскове, и б Новгороде, и в Галицкой земле.

Теперь и поляне, и древляне, и кривичи, и радимичи яснее почувствовали, что они — один народ, что они не язычники, не «поганые», как печенеги, а крещеные. Недаром Русь долго еще будут называть православной Русью, а русского земледельца крестьянином — христианином.

Это был путь из тесного племенного мирка к широкому миру народа. А оттуда открывался путь к другим народам, к всеобъемлющему миру человечества.

Теперь уже русским и византийцам не надо было больше клясться разными богами: у них была одна вера. Им легче было сговориться и понять друг друга.

Пройдут годы, и новая вера откроет перед русскими двери всего христианского мира, всей Европы. Киевские князья будут выдавать своих дочерей за иноземных королей и принцев. Внучка князя Владимира станет королевой Франции и будет подписывать латинские грамоты славянскими буквами: «Лна ръииа», что значит: «Анна регина» — королева. А другая внучка, Елизавета, станет женой норвежского короля Гаральда Смелого...

И вот в Киеве искусные мастера возводят первую камен ную церковь.

Отовсюду свозят на постройку строительный материал везут яшму из Крыма, мрамор из Византии, шифер с Карпат.

Над широкими плечами храма поднимается день ото дня стройная круглая шея с ожерельем из окон. На шею опирается глава, венчающая каменное тело. Где-то там, наверху, на тонких жердочках лесов, работают каменщики. Снизу страшно смотреть: а вдруг сорвутся?

Глава посажена на шею. Она и в самом деле похожа на округлое человеческое темя: недаром строители называют ее «лбом». А вокруг этой главы уже поднимаются другие.

В церкви пол выложен из разноцветных мраморных плит, на стенах и на сводах выложены из цветных камешков изображения святых.

Глядя на церковь, не срубленную из бревен, а сложенную из кирпичей, киевляне удивляются искусству строителей. Вот и в Киеве свой каменный храм, как в Царьграде.

А приезжие греки тоже с удивлением смотрят на киевскую Десятинную церковь. Она совсем не такая, как их цареград-ская «София». Там на плечи храма опирается один огромный купол. А тут главный купол окружают двадцать четыре меньших купола. Пирамидой из куполов поднимается церковь в небо.

Чтобы понять, откуда взялась эта многоглавая, многовер-хая церковь, греческим гостям надо было бы съездить в Новгород. Новгород издавна славится своими строителями. Недаром новгородцев прозвали плотниками. Они тоже строят у себя церковь, но не из кирпича, а по старинному русскому способу — из дубовых бревен.

Издавна наловчились русские плотники валить в лесах столетние дубы и сосны. Без пилы, без молотка, без гвоздей, одним топором рубили плотники избы и хоромы. В их руках топор был мастером на все руки. Легко ли распилить бревна на ровные, прямые доски! А русские плотники ухитрялись и без пилы делать из бревен доски. Топором вытесывали клин, клин загоняли в бревно, и бревно раскалывалось так, как этого хотел мастер. Топор сращивал бревна в венцы, из которых складывали сруб. Топор врубал в верхний венец стропила.

Дом строили крепко и прочно, чтобы он мог устоять против зимних снегов и морозов, против летнего ливня, осеннего ветра и весеннего половодья.

Чтобы снег не продавливал крышу, ее делали крутой, в два ската: пусть снег не залеживается на ней, а скатывается, как с горы.

Чтобы ветер не срывал кровлю, ее опирали на крепкие стропила, а стропила соединяли подконьковой жердью.

Чтобы половодье не заливало дома, их ставили не прямо на землю, а на подклеть. Верхнее, «горнее» жилье так и называли горницей. А в горницу вело высокое крытое крыльцо.

Чтобы мороз не врывался в дом непрошеным гостем, его заставляли греться в сенях. Стены делали толстыми, окна — маленькими.

Так, строя дом, плотники вели борьбу с суровой природой. И топор был не просто орудием, а оружием в борьбе.

Теперь плотникам пришлось решать новую задачу: строить не хоромы, а храм.

От греческих мастеров они узнали, что в храме должен быть алтарь, должен быть купол.

Но новгородские плотники по-своему решили задачу.

Они построили храм о тринадцати верхах — так, как привыкли строить многоверхие княжеские хоромы.

Они подняли церковь над землей и поставили ее на подклеть. Притвор греческого храма превратился — на русский лад — в сени. Купол обратился в остроконечный деревянный шатер.

Одна за другой вырастали деревянные и каменные церкви в русских городах.

В облике каждой церкви было и свое коренное, русское, и иноземное — византийское.

Но и византийские церкви тоже не были безродными: они вели свой род от греческой базилики и от римского Пантеона— храма всех богов. Полукружие, где когда-то восседали греческие судьи — базилевсы, стало в христианской церкви алтарем. А сверху греческую базилику увенчал круглый купол римского Пантеона.

И вот в Киеве, в Новгороде греческая базилика, римский Пантеон и русские княжеские хоромы срастаются в единое целое — в русский многоверхий храм...

Киевская Десятинная церковь построена.

Князь созывает со всех городов бояр и посадников, градских старцев и еще бесчисленное множество народа. В Киеве великий праздник. Одного меду сварено триста провар. В церкви идет богослужение.

Из раскрытых врат несется протяжное, печальное пение — словно сама церковь поет.

Снаружи день. Горячий ветер несет из степей запах ковыля. А в церкви — ночь. Созвездиями висят лампады, бродят во мгле огоньки свечей. В их колеблющемся свете то загораются, то гаснут многоцветные мозаичные ризы святых и архангелов. На миг мелькнет живой блеск в недвижных глазах богоматери, и снова ее бескровное лицо исчезает во мгле.

Как далек отсюда живой, настоящий мир, хотя он рядом, за толстой кирпичной стеной, за глубокой прорезью узкого окна!

Здесь, в церкви, даже пахнет иначе — не листвой, не травой, не уличной пылью, а плавленым воском, дымом лампад, дурманящим чадом кадил. От сырых каменных стен веет гробницей. О другом мире поет хор. И тому, кто входит в врата церкви, кажется, что он на пороге другого мира.

Новый, незнакомый мир открывается перед недавним язычником и тогда, когда он входит в церковь, и тогда, когда он открывает книгу. Доска переплета — словно створка двери, и застежка — словно замок.

Эти книги пришли издалека. Они долго странствовали по векам и странам. Словно путник, рассказывают они людям о том, что видели и слышали. Они повествуют о святых мучениках и о далеких землях. Из них люди узнают о чужих городах, обычаях, верованиях.

Книга — редкость. Ее можно увидеть только в церкви да в княжеском дворце. Грамотных людей еще меньше, чем книг. Князья понимают, какая польза от «учения книжного». Недаром в былине князь Владимир говорит своим боярам:

Вы ищите мне невестушку хорошую, Вы хорошую, пригожую, Чтоб лицом красна и умом сверстна, Чтоб умела русскую грамоту И четью-петью церковныим, Чтоб было кого назвать вам матушкой, Величать бы государыней.

А летописец рассказывает:

«И повелел Владимир рубить церкви и ставить там, где стояли кумиры... И начал ставить по городам церкви и попов и приводить к крещению людей по всем городам и селам. И послал взять у знатных людей их детей и отдать в ученье книжное.

Матери же этих детей плакали по ним, как плачут по мертвецам, ибо еще не утвердились они в вере».

Грамотные люди и раньше были на Руси. Но теперь в Киеве устроена была первая русская школа, где дети не только учились читать, но и обучались наукам—«учению книжному».

Русскому государству нужны были образованные люди ..

Перелистаем страницы древнейшей летописи. Простым и поэтическим языком рассказывает она историю русской земли. Об одних событиях летописец помнит сам, о других сохранились рассказы старых людей, записи, народные предания и песни.

Летопись прославляет князей, возвеличивших и укрепивших Киевское государство.