В городах Средиземного моря весть о новом пути в Индию поразила всех, как весть о большом несчастье.

В Венеции купцы спешили на Риальто, где на рынке и на мосту с утра шумел торговый народ. Там всегда можно было узнать и цену на пряности, и сколько дукатов стоят флорины, и что случилось в городе накануне, и какие новости привезли с собой иноземные купцы.

Тут одновременно и грузчики сбрасывали с плеч на набережную тяжелые мешки, и разносчики старались перекричать друг друга, и хозяйки рылись в живой куче ракушек и трепещущих рыбок, и купцы договаривались о ссудах и сдел-ках. У купцов не было с собой мешков и бочек с товарами. Тут достаточно было назвать товар, цену, количество. Но цифры они называли такие, что голова могла закружиться.

И вот гондола причаливает к набережной. Купец бросает монету в шляпу гондольера и направляется к крытой галерее моста, высокой аркой переброшенного через канал.

Он торопливо приветствует друзей и недругов. Впрочем, теперь не до старых счетов.

У всех общая беда, общая забота.

— Что нового? — спрашивает купец каждого.

— Плохо,— говорит один.— На гвоздику все еще нет спроса.

— И с мускатным цветом не лучше,— добавляет другой.— Все опасаются груза из Каликута.

— А посол сеньории? Неужели он не пишет?

— То-то и есть, что письма пришли. Но только недобрые в них вести...

Поздно вечером купец, удрученный дневными неудачами и тревогами, зажигает свечу, достает толстую книгу с записями и пишет:

«Двадцать четвертого числа пришли письма из Португалии от посла венецианской сеньории, отправленного туда для того, чтобы разузнать правду о путешествии в Индию, затеян ном португальским королем, ибо это предприятие важнее для Венецианского государства, чем война с турками.

Он пишет, что погибло семь кораблей, но остальные шесть привезли столько товаров и на такую сумму, что даже трудно оценить. И если это путешествие повторится, король Португалии сможет называться королем денег, потохму что все съедутся в его страну, чтобы купить пряности, а деньги останутся в Португалии.

Когда пришло в Венецию это известие, каждый был поражен, что в наше время найден путь, о котором никогда — ни в древние времена, ни при наших предках — не слышали и не ведали. И сенаторы признали, что эта весть — самое худшее для Венецианской республики, кроме только потери самой свободы. Ведь нет никакого сомнения, что Венецианское государство достигло такой известности и славы только благодаря морю, непрерывной торговле и плаваньям.

Если путешествия из Лиссабона в Каликут установятся, то венецианским галерам и венецианским купцам не будет хватать пряностей, а если иссякнет эта торговля в Венеции, то это все равно, как если бы иссякло молоко для младенца...»

Итальянским городам был нанесен тяжелый удар.

Солнце счастья уже озаряло другие города, лежащие далеко, на западе — на берегах океана.

И другие страны начинали между собой спор о том, кому править на морях, кому быть хозяином волн...

Открытия великих мореплавателей убедили самых недоверчивых людей в том, что Земля кругла, как яблоко.

Короли и министры, папы и кардиналы внимательно рассматривали первый глобус, изготовленный нюрнбергским купцом и географом Мартином Бехаймом.

Мартин Бехайм нарисовал на поверхности шара материки и океаны, моря и горы. А для пояснения сделал такую надпись:

«Да будет ведомо, что на этой фигуре яблока вымерен весь свет, дабы никто не сомневался, что мир прост и что всюду можно проехать на кораблях или пройти, как здесь изображено».

Бехайм был хороший географ, но плохой политик. Он думал, что на земле нет больше преград и стен, что всюду можно пройти и проехать, стоит только захотеть. Но мир был совсем не так прост, как думал Бехайм. Едва только он успел изготовить свое «яблоко Земли», как на этом яблоке уже появилась новая черта, которая опять разделила мир.

Чтобы помирить испанцев с португальцами, римский папа Александр Борджиа провел на глобусе черту по океану от полюса до полюса.

Западную половину он отдал Кастильской короне, восточную — вместе с Индией — королю Португалии.

Папа был доволен. Как добрый отец, он разделил яблоко между двумя мальчуганами, чтобы они не дрались. Он был тонкий политик, этот Александр Борджиа. Но он был плохой географ. Он не понимал, что яблоко Земли не так-то просто разрезать.

На глобусе легко провести черту. А как провести ее в океане, где не поставишь пограничных столбов и застав?

Эту невидимую черту можно было обнаружить в океане только с помощью приборов и вычислений. Надо было уметь определять долготу. А это было трудным и сложным делом.

Теперь мы определяем долготу по разнице во времени — с помощью точнейших хронометров.

А тогда даже на самых больших башенных часах была только одна стрелка — часовая.

На кораблях мерили время «склянками» — песочными или водяными часами. Где уж тут было думать о точности!

Чаще всего моряки определяли долготу, пользуясь небесными часами. Луна заменяла стрелку, а созвездия были цифрами на небесном циферблате. Но луна идет по небу то быстрее, то медленнее. Нужно было по таблицам определять ошибку. А таблицы были еще очень неточные, и это сильно усложняло дело.

Люди плыли по морю и не знали, где они находятся.

Нередко случалось, что корабли нечаянно попадали на чужую половину. Но еще чаще они делали это нарочно.

Тогда в океане гремели пушечные залпы. Канониры вкатывали в стволы ядра и зажигали фитили. С шумом шлепалось ядро у вражеского борта, поднимая столб воды. И мудреная задача об определении географической долготы решалась так или иначе, смотря по тому, кто был сильнее.

А сильнее на море был тот, у кого было больше пушек и больше кораблей...

И вот все громче стучат молотки на корабельных верфях.

Корабль за кораблем спускают на воду испанцы. От них стараются не отстать португальцы.

А на севере — в Англии, во Франции, в Голландии — плотники тоже не зевают.

Для кораблей нужен лес. Падают мачтовые сосны, от столетних деревьев остаются только пни да сухие иглы.

Для якорей, для гвоздей, для пушек нужно железо. Рудокопы все глубже идут за железом в недра земли. Водяные колеса, задыхаясь, захлебываясь, выкачивают воду, затопляющую рудники.

Люди короля объезжают страну и, соскочив с коней, стучатся в закопченные двери кузниц.

— Королю нужны пушки, ядра, панцири, алебарды! Скорее за дело, живо!

День и ночь пышут пламенем горны, с громом падают на наковальню тяжелые молоты.

Для фрегатов нужны паруса — тысячи аршин холста.

Для солдатских мундиров нужны версты сукон.

Везде ткут и прядут. Мастера берут новых учеников. В мастерской дюжина подмастерьев, а рук все-таки мало.

В каждой избе вертятся веретена и поют колеса самопрялок. И крестьянки в деревне, и матросские жены, и даже маленькие ребята треплют, чешут, прядут.

Все больше холста и шерсти. Все больше золота в сундуках купцов, поставщиков, скупщиков.

В тавернах щеголяют новыми мундирами матросы и солдаты, только вчера завербованные на службу короля.

В гаванях поднимают паруса только что спущенные на воду, еще пахнущие смолой корабли.

И свежий ветер, отдающий гнилью и солью, в первый раз пробует прочность свежего, еще не испытанного холста.

Армада за армадой выходит в море.

Из квадратных люков, как из окошек, грозно глядят пушки.

Всем предстоит поработать: и матросам, и пушкам, и парусам.

Дело приняло серьезный оборот.

Уже не корабль воюет с кораблем, а флот с флотом и страна со страной.

О чем идет спор?

Об океанских путях и заокеанских богатствах.

В Атлантическом океане хозяйничают испанцы, в Индийском— португальцы. Португальцам досталась восточная половина яблока вместе с Индией.

На Цейлоне, на Суматре, на Яве появились португальские фактории. Купцы из Лиссабона, покачиваясь на носилках, осматривают гвоздичные сады и мускатные леса. Португальские корабли везут в Европу ароматный груз.

Без жалости грабят и истребляют туземцев португальские купцы и чиновники.

Индусы говорят о них: «Счастье, что бог пожелал, чтобы их было так же мало, как тигров и львов, иначе они истребили бы весь род людской».

Но у этих хищников есть опасный враг.

Голландские купцы не хотят покупать пряности втридорога из вторых рук — в Лиссабоне.

Все чаще и чаще их корабли появляются в Индийском океане. Голландская Ост-Индская компания основывает на островах не только фактории, но и крепости. Купцы одинаково хорошо умеют считать деньги и стрелять из пушек. Нередко бывает, что голландские купцы захватывают с бою португальские суда.

Скоро почти вся гвоздика, весь мускат оказываются в руках Ост-Индской компании, могущественной, как государство. Ее склады в Амстердаме переполнены пряностями. Чтобы поднять на них цену, купцы истребляют на островах мускатные леса и гвоздичные сады. Они говорят: «Весь мир, каким его создал бог, не в состоянии купить больше пятисот фунтов гвоздики». И чтобы гвоздики было не больше пятисот фунтов, они сжигают ее, так что ее ароматом наполнен воздух на много миль вокруг...

Изо всех сил стараются голландцы вырвать у португальцев их половину земного яблока.

И испанцам тоже нелегко удерживать свою половину. У них жадные руки, им хочется загрести как можно больше золота. Но работать эти руки не любят.

Кастильские идальго — потомки рыцарей — говорят, что работать и заботиться о будущем недостойно испанца. Они изгнали из своей страны деятельных арабов и евреев. Они надеялись, что награбленное вест-индское золото обогатит их и без особого труда. Но золото ускользает из их ленивых рук—в уплату за голландские, французские, английские товары. На торговле с Вест-Индией наживаются иностранные контрабандисты, у которых верные друзья и на испанских таможнях, и даже в Мадриде, в Индийском совете.

А тут еще англичане все чаще посылают свои корабли в Америку. Они не хотят признать, что половина земного шара должна непременно принадлежать Испании.

В то время как испанские идальго тратят золото на пиры и наряды, английские купцы и ремесленники упорно работают — строят корабли, основывают колонии.

Испанский король требует, чтобы Англия отказалась от своих заокеанских колоний. Англичане отвечают, что они даже не подумают отдать эти земли. Дело опять решают пушки и корабли.

Испанская великая армада уничтожена.

Путь в Америку свободен.

Но у Англии есть еще другие соперники — голландцы. Битва за океан продолжается...

Так яблоко земного шара стало яблоком раздора.