Ярмарка расположена у подножья холма. Наверху королевский флаг на высоком шесте напоминает о том, что ярмарка— под покровительством короля: кто на королевской дороге ограбит королевского купца, тот будет иметь дело с королевским судом.
Рядом с флагом — большая палатка для ярмарочных судей. Они следят за тем, чтобы никто не обмеривал и не обвешивал, чтобы деньги были полновесные и товары полноценные. Есть тут и позорный столб для обманщиков, для тех, кто сдерет втридорога за хлеб, вино или пиво.
Вокруг палатки — целый город, только не из домов, а из деревянных ларей и лавок. Тут, как в городе, улицы: в одном ряду москательщики выставили на продажу мускатные орехи, перец, гвоздику; в другом — торговцы сукнами разложили на прилавках тяжелые свертки зеленого и красного сукна из Брюгге, Рента, Шампани. Иноземные купцы держатся особо: фламандцы с фламандцами, немцы с немцами.
У этого деревянного города есть и своя городская стена — забор с воротами, у которых стоят сторожа.
Они зорко следят за тем, чтобы никто не улизнул, не уплатив пошлину.
И вот наступает торжественная минута. Герольд в расшитом золотом кафтане и с жезлом в руке объявляет громо гласно, что ярмарка открыта. Судьи верхом на конях принимают у ворот ключи и проезжают по ярмарке.
Тут-то и начинается потеха. Сколько здесь шуму и крику! Сколько раз покупатель уходит от прилавка и потом опять возвращается, чтобы с новыми силами начать торговаться! Тут и слепые распевают псалмы, и гадальщицы предсказывают судьбу, и лекари рвут зубы, и цирюльники стригут бороды, и размалеванные паяцы кувыркаются на подмостках балаганов. Тут и пьют, и едят, и поют, и дерутся, и пляшут.
А вот и помещик из соседнего замка. Он ходит по рядам подвыпивший.
С каждой покупкой кошелек его становится легче. Денежки, полученные от крестьян, разлетаются, как осенние листья.
Старики еще крепятся, стараются держаться подальше от ярмарки с ее соблазнами. А молодежь разве удержишь!
То, что отец копил годами, легкомысленный наследник проматывал в несколько дней на наряды и забавы.
Пустеют окованные железом сундуки в темном подземелье замка. Все меньше в них тяжелых серебряных грошенов и золотых дукатов с изображением дука — венецианского дожа. Можно подумать, какая-то сила гонит монеты обратно на ярмарку, для которой они отчеканены.
С ярмарки на ярмарку бегут денежки на юг, на восток. По пути многие из них оседают, словно золотоносный песок, в кладовых итальянских купцов и банкиров. Другие устремляются дальше — в Константинополь, в Александрию, застревая на таможнях и заставах, наполняя казну императора Византии и египетского султана.
Но и это не конец. Золотой поток течет еще дальше — в те неведомые страны, откуда везут на Запад шелка, драгоценные камни, пряности.
Мудрено ли, что за эти товары приходится платить вдесятеро! В Александрии они в пять раз дороже, чем в Индии, а на ярмарке в Шампани в пять раз дороже, чем в Александрии. Сколько плотин у них на пути! И какой долгий и трудный путь они совершают, переходя с корабля на корабль, с горба верблюда на спину лошади!
Но никакие преграды не могут остановить поток монет и товаров. И никакие опасности не могут заставить купцов отказаться от далеких путешествий...
Все шире становится мир.
Оглядываясь на него, люди видят необъятные просторы лесов и полей, гор и равнин, морей и суши — от Варяжского моря до Великого Новгорода, от Новгорода до Киева, от Киева до Византии, от Византии до стран Востока.
Этот мир еще разделен тысячами границ и застав. Каждый клочок еще враждует с другими. Воюют не только с чужеземцами, но и со своими братьями и соседями.
И все-таки и в те времена уже были люди, понимавшие, чго такое народное единство.