Все труднее было человеку пробиваться вперед — к свободе, к истине, к власти над природой.
Он думал, что уже достиг свободы. А свобода досталась ему вместе с рабством.
Ему казалось, что он приближается к истине, но на пути к истине встала стена суеверий и предрассудков.
Он гордился своим богатством, а богатство пришло к нему рука об руку с нищетой.
Он научился добывать железо. И сделал из этого железа не только плуг, но и меч.
Он насадил на земле сады, виноградники, масличные деревья. А вслед за тем принялся их вырубать и жечь.
Он покорил морские волны и заставил ветер гонять корабли. Но никогда волны и ветер не топили столько кораблей, сколько потопил он сам, став владыкой моря.
Много было у него врагов. Дикие звери нападали на него, когда он еще был мал и безоружен. Горы обрушивали на него свои лавины. Земля разверзалась под его ногами.
Но не было у него большего врага, чем он сам.
И вся его жизнь — это история борьбы человека не только с природой, но и с человеком.
Настанет время, когда не будет больше этого разлада, когда человек-великан всю свою мощь обратит против еще бунтующих сил природы.
А пока он с трудом продвигается вперед, спотыкаясь, падая, теряя дорогу. То и дело оглядывается он назад, но возвращение невозможно.
Бывают минуты-века, когда он перестает верить в свои силы, начинает сомневаться в себе.
В театре Диониса, там, где звучала хвала человеку, теперь смеются над человеком и над его разумом.
Вот на сцене «мыслильня» — дом мыслителя. Перед домом стоят ученики. Один уставился в землю Что он там разыскивает? «Чеснок», догадывается кто-то. Нет, он исследует глубины Тартара — подземного мира.
Другой ученик решает задачу о том, сколько блошиных шагов было бы в блошином прыжке, если бы блоха не прыгала, а ходила.
Появляется и сам мыслитель. Зрители смеются. Они узнали его. Это философ Сократ, известный всем в Афинах. Он парит в корзине над землей, изучая облака. А у самого нет и обола на ужин.
Над кем смеется автор комедии Аристофан?
Он смеется над философами, которые витают в облаках, забывая о земле. Он смеется и над простаками, для которых чеснок дороже, чем все тайны подземных глубин.
Человек горько смеется над собой и сомневается в своих силах.
Да и как не сомневаться, когда одна беда за другой подстерегают его на пути...
Страшные времена наступили в Элладе — в стране искусств и наук.
Одна война идет за другой, ведя за собой опустошения и пожары.
Кто с кем воюет?
Все со всеми: рабы с рабовладельцами, бедные с богатыми, знатные с народом, приморские города с земледельческими. Люди скрещивают не только мечи, но и мысли. Одни зовут вернуться назад — в тесный, замкнутый мир прошлого. Другие отстаивают новый строй, перемешавший племена, раздвинувший стены мира.
Война стелется по земле огнем пожаров и гонит перед собой толпу беглецов. Люди спешат спрятать своих детей, свои пожитки за .каменной городской стеной. Но на всех не хватает жилья. Сотни семейств проводят ночи не в домах, а в палатках, на ступенях храма или просто под открытым небом на голой земле.
Не хватает еды. Голод первым вторгается в город, когда стены еще целы и ворота наглухо заперты.
Вслед за голодом идет заморская гостья — чума. Ей тоже не страшны засовы и стены. Она бродит по улицам среди распростертых на земле спящих людей. Она пробирается сквозь толпу на рынке. Одного ее прикосновения, одного дыхания довольно, чтобы убить человека. Для нее все равны — и раб, и свободный, и богатый, и бедный. Она может убить юношу и оставить в живых старика. Она настигает полководца накануне сраженья и заставляет скупца разжать руку, пересчитывающую золото.
На улицах трупы преграждают дорогу живым. Умирающие стараются доползти до источника, чтобы в последний раз утолить нестерпимую жажду.
Люди бегут в храмы. Но боги не внемлют. У каменных богов каменное сердце.
Люди вопрошают оракулов. Но предсказанья темны и неясны.
Верующие перестают чтить богов.
А почитатели Разума делаются суеверными.
Ученик Анаксагора Перикл надевает на себя перед смертью ладанку, как будто ладанка может спасти от чумы.
Оружейники радуются войне: война для них праздник. Торговцы прячут хлеб, чтобы поднять на него цену, и распускают ложные слухи, будто корабли с хлебом захвачены врагом.
С удивлением всматривается историк Фукидид в ставшие неузнаваемыми лица своих современников.
И в его летописи появляются мрачные строки:
«Люди, не зная, что с ними будет, перестали уважать божеские и человеческие установления...
Теперь каждый легче отваживался на такие дела, какие прежде скрывались... Людей нисколько не удерживали ни страх перед богами, ни человеческие законы, ибо они видели, что все гибнут одинаково, и потому считали безразличным, будут ли они чтить богов или не будут. Никто не надеялся дожить до той поры, когда понесет по суду наказание за свои преступления. Ужас настоящего заслонял страх будущего. И потому все старались взять хоть что-нибудь от жизни, прежде чем постигнет смерть».
Люди не успевали отдохнуть от одной войны, как начиналась другая. Вражеское нашествие сменялось войной между гражданами одного и того же города. Люди убивали друг друга на улице и в домах; сражались не только мужчины, но и женщины. Взобравшись на крыши домов, женщины встречали врага градом черепиц.
На улицах Милета пылали живыми факелами дети, которых вымазали смолой, чтобы они ярче горели. Так знатные расправлялись с народом.
Все пришло в запустение. Поля годами оставались невспаханными. Масличные деревья не успевали дать плодов, потому что их срубали под корень вражеские воины, вторгшиеся в пределы страны.
Люди спрашивали себя: откуда такие беды?
Одни говорили, что все плохо, потому что плох человек.
Другие говорили, что виновата не человеческая природа, а человеческие законы и установления. И философы пробовали если не на земле, то хотя бы на страницах книг построить справедливое государство.
Но что справедливо и что несправедливо?
Где добро и где зло?
Каждый отвечал на это по-своему. Свободный называл благом то, что раб называл злом. Справедливое для знатного было несправедливо для человека из народа.
Учителя говорили ученикам: нет справедливости, общей для всех, каждый считает благом то, что ему выгодно.
Многие стали сомневаться во всем. Ведь если у каждого своя правда, так как же отличить ложь от истины, знание от невежества? Да и можно ли познать истину? Ведь каждый видит по-своему. Камень кажется нашему глазу белым. Но белый ли он на самом деле? Может быть, другому глазу, иначе устроенному, он показался бы черным.
Находились и такие, которые сомневались даже в том, есть ли вообще что-нибудь на свете. Может быть, говорили они, нам только кажется, что этот камень существует?
И если он даже существует, мы никогда не узнаем, какой он. И если даже узнаем, то не сможем об этом рассказать другим.
Каждая задача стала представляться неразрешимой.
Человеческий разум сознавался в своей слабости и отказывался что-либо понять.