Все чаще вспоминают люди прошлое. Им кажется, что прежде было лучше.

Тогда дева Правды жила еще на земле, а не на небе. Тогда не было рабства, не было ни богатых, ни бедных.

В дни праздника Диониса люди распевают песню о Золотом веке.

Это веселая песня о том времени, когда на земле не было войн. Природа дышала миром. Земля не рождала болезней. Она сама давала людям все, что им нужно.

В ручьях вместо воды струилось золотое вино. Медовые пироги упрашивали человека: бери из нас тех, кто румянее. Рыба сама взбиралась на стол и говорила: ешь меня на здоровье. С деревьев падали че листья, а жареные дрозды.

Все громче звучит песня. А хор повторяет припев:

Ни раба там мир не видел, Ни рабыни никогда.

Песня веселая. Но поют ее люди оттого, что им невесело. Видно, не каждый день они сыты.

Не в Золотом, а в Железном веке суждено им было родиться.

Так человек оглядывается на пройденную дорогу. Он уже не видит, откуда пришел. Он забыл о скудости каменного века. И каменный век кажется ему Золотым.

Пусть это только мечта. Но и у мечты есть сила. Человек впервые начинает мечтать о Золотом веке.

Он повторяет припев:

Ни раба там мир не видел, Ни рабыни никогда.

И этот призрак, это виденье прошлого, вселяет в его сердце надежду, дает ему силу жить.

Мечта родилась, и она уже не умрет. Она станет верой миллионов людей. Люди увидят, что Золотой век не позади, а впереди. И мечта о Золотом веке будет их спутницей на долгом и трудном пути к тем временам, когда природа будет послушна человеку, когда в мире не будет больше войн, когда каждый человек на земле будет свободен.

А пока люди живут еще в Железном веке.

И с каждым годом все труднее делается жизнь.

В Афинах тревожно. Все громче ропот недовольных. Все чаще люди оглядываются назад и говорят, что не в Золотом веке, а даже при дедах и прадедах жилось лучше.

И эти слова охотно повторяют враги афинской свободы.

Все труднее Олимпийцу-Периклу сдерживать бури, бушующие не на море, а на холме Пникс в дни народных собраний.

У Перикла много врагов.

Он знатного рода. Но знатные не любят его за то, что он перешел на сторону черни. Потомкам древних вождей ненавистна разноплеменная толпа, шумящая на Пниксе,— все эти ткачи, гончары, кожевники.

И когда благородные пробуют снова захватить власть в свои руки, народ требует их изгнания. Их имена пишут на черепках. Если на большинстве черепков оказывается выцарапанным слово «изгнание», осужденному приходится покидать Афины на целых десять лет.

Но многие не ждут, пока их изгонят из Афин. Они уходят сами. Уходят туда, где еще не забыты древние обычаи.

Там, за стенами гор, в Спарте, люди живут по-старому, как жили прадеды. Их кормит не море, не ремесло, не торговля, а земля, возделанная руками подневольных земледельцев — илотов.

Там люди, низкие родом, склоняют голову перед потомками богов и героев.

Даже деньги и те там такие же, какие были при прадедах: громадные железные слитки, которые приходится возить на волах. Но чаще эти слитки лежат дома, сваленные в кучу: их редко пускают в ход.

Хмуро поглядывает Спарта на Афины. Спартанцы часто спрашивают себя: что, если Афины подчинят себе всю Элладу, как они подчинили уже себе десятки городов? Конец тогда старым порядкам. Даже горы не остановят бурного потока времени. Он ворвется и разнесет в прах все древние обычаи и установления.

Из года в год растет вражда между Спартой и Афинами, между землей и морем, между прошлым и настоящим.

Чем только может, поддерживает Спарта всех врагов афинского народа, все города, которые борются с Афинами за владычество на море.

Но враги Афин есть и в самих Афинах. Это — недовольные, это те, кому тяжело живется.

Как прилежный кузнец, раздувает Спарта тлеющее пламя недовольства.

На Народном собрании все громче голоса тех, кто против демократии, против Перикла.

Но разве его, «Олимпийца», победишь в открытом бою? И вместо того чтобы идти на крепость штурмом, враги идут в обход. Они начинают не с самого Перикла, а с его друзей.

Великий ваятель Фидий в тюрьме. Его обвиняют в том, что он изобразил себя и Перикла на щите Афины. Смертных людей он посмел поместить среди бессмертных богов'

Фидий погибает в тюрьме. С другом Перикла покончили, принимаются за его жену, чужеземку Аспазию.

В чем ее обвиняют?

Все в том же — в нечестии, в неуважении к древним обычаям, к древним богам.

Перикл ходит по городу и униженно просит афинян пощадить Аспазию. Ему с трудом удается ее спасти, но враги не унимаются.