Мы часто говорим о последнем слове науки.

А когда она сказала свое первое слово?

Если считать, что наука заговорила тогда, когда вышло в свет первое известное нам научное сочинение, то это случилось в греческом городе Милете за 547 лет до начала нашей эры. Называлось это сочинение «О природе». А написал его милетский ученый Анаксимандр.

Если так, то в 1953 году нам надо было бы отпраздновать двадцатипятивековый юбилей науки.

Но разве науке только двадцать пять веков? Разве у Анаксимандра были только ученики и не было учителей? Нет, мы знаем, что и у него был учитель — милетский купец, мореплаватель и ученый Фалес.

В 585 году до нашей эры жители Милета наблюдали солнечное затмение. Затмения бывали и прежде. Они всегда вызывали в городе большое смятение. Но на этот раз жителей Милета поразило не столько самое затмение, сколько то, что оно было им заранее предсказано. И предсказал его их же соотечественник — Фалес.

Но и Фалес тоже не был первым ученым. И у него были учителя. Старое предание рассказывает, что он ходил на корабле за солью в Египет и что он учился там измерять высоту пирамид. А предсказывать солнечные затмения он мог научиться у вавилонян.

Наука не родилась в Милете. Она пришла туда из других стран. Недаром Милет стоял на перекрестке дорог, которые по морю и по суше шли во все четыре стороны света.

Каждый день из бухты уходили чернобокие корабли, нагруженные милетской шерстью и милетскими вазами. Одни держали путь в Ольвию — к скифам, другие — в Навкратис, к египтянам, или в Сибарис — к жителям Италии.

А по равнине, мимо виноградников и масличных рощ, мимо пастбищ, на которых паслись тонкорунные овцы, неспешно проходили караваны, направляясь на восток — в Лидию, в Персию, в Вавилон.

Там, в Вавилоне, каждый храм был словно предназначен для наблюдений и размышлений.

Даже с виду храм должен был напоминать о вселенной, о планетах и звездах. Это был дом-гора, дом-вселенная. Его семь башен, поставленных одна на другую, казались ступенями огромной лестницы, ведущей к небу. Семь ступеней — по числу семи небесных светил. У подножия храма мраморный водоем изображал водную пучину, из которой, по верованиям вавилонян, возник мир. Вокруг шли рядами колонны. А за колоннами, за высокой стеной, были расположены лаборатории, школа, библиотека, архив.

В школе — в маленькой, тесной комнатке — сидели у ног учителя ученики. Если погода была хорошая, они перебирались во двор храма, захватив с собой свои глиняные тетради и книги.

Рядом, в библиотеке, высились груды таких глиняных книг-табличек. В них была мудрость, собранная тысячелетиями.

Одна табличка начиналась словами «Энума элиш» — «Когда вверху» — и рассказывала о том, что было, «когда вверху небо еще не получило имени и внизу земля не была названа».

И дальше на семи табличках шел рассказ о происхождении мира.

Другие глиняные книги говорили о «пасущихся овцах» — звездах и о «семи баранах» — планетах, о созвездиях Зодиака, по которым проходит Солнце, об исчислении дней и месяцев года, о величине светил, о предсказании затмений. Тут были всякие справочники, списки стран, гор, рек, каналов, храмов. Тут были словари, хрестоматии, сборники грамматических примеров. Тут были и медицинские справочники, и первые географические карты. На этих картах земля была изображена в виде круга. Этот круг опоясывала «горькая река» — океан. Посредине земли текла с гор река Евфрат. А справа и слева от Евфрата были нарисованы в виде кружков все страны мира.

В библиотеке можно было найти и книги по зоологии. В этих книгах все животные были разделены на классы и виды. В одном классе были птицы, в другом — рыбы, в третьем — четвероногие. Четвероногие, в свою очередь, делились на собак, ослов, быков. В этом списке лев оказывался среди собак, лошадь — среди ослов. Видимо, и льва и лошадь вавилоняне узнали позже, чем собаку и осла.

Немало было в библиотеке и математических книг. Вавилоняне знали не только первые четыре действия арифметики. Они умели возводить в степень, извлекать корень, решать квадратные уравнения. Они знали, как вычислить длину окружности и объем пирамиды. Они делили длину окружности на диаметр, и у них получалось число p, с которым потом так часто приходилось иметь дело математикам. Правда, число это они определяли очень приблизительно: p равно 3.

Но и мы тоже в наших расчетах обычно довольствуемся самым приблизительным значением этого числа: p равно 3,14.

До сих пор мы так же, как вавилоняне, делим круг на 360 градусов и год — на двенадцать месяцев. В нашей неделе семь дней, потому что вавилоняне знали семь планет (Луну и Солнце они тоже считали планетами).

И вслед за ними французы называют понедельник днем Луны, вторник — днем Марса, среду — днем Меркурия, четверг — днем Юпитера, пятницу — днем Венеры. По-английски суббота и теперь еще день Сатурна. А немцы называют воскресенье днем Солнца только оттого, что так называли его древние семиты — вавилоняне.

Когда мы смотрим на циферблат часов, мы видим знаки и черточки — двенадцать часов и шестьдесят минут. Так разделили день и час все те же вавилоняне...

Мы пошли из Милета по следам науки. И следы привели нас к вавилонскому храму.

Но цепочка следов не обрывается во дворе храма. Она идет дальше — к оросительным каналам у Евфрата, к плотинам и дамбам, к первым в мире акведукам, к торговым конторам вавилонских купцов, к входу в царский дворец.

Наукой занимались в храме жрецы. Но для чего они ею занимались? Потому что она была нужна.

Детей в школе заставляли учить наизусть молитвенные гимны, заклинанья, сказания о богах. Но попутно им объясняли, как измерять площади земельных участков, как писать деловые письма, как вести счетоводные книги, как по звездам предсказывать разлив реки.

Когда ученики вырастали, они становились жрецами. Но слова «жрец» и «писец» изображались на глине одним и тем же клинописным знаком.

Жрецы служили не только богам, но и царям. Они были писцами в царской канцелярии, в суде, в архиве.

Вавилоняне не отделяли науку от религии. Для них это было одно и то же. Каждый врач в Вавилоне был магом, каждый астроном — астрологом.

Но вот прошли тысячелетия. О вавилонской религии знают только немногие, а вавилонская наука и сейчас живет в календаре, в часах, в каждом учебнике математики.

Мы говорим о вавилонской науке. Но как она не похожа на нашу! Она несравненно беднее, ограниченнее нашей теперешней науки. Но различие не только в этом.

Еще раз возьмем в руки и внимательно рассмотрим глиняные таблички.

Эти плоские кирпичики ничем не напоминают книги, к которым мы привыкли. Но, даже научившись их читать, мы не сразу уловим смысл того, что в них написано. Ведь люди, жившие тысячи лет назад, думали совсем не так, как мы. Тут мало научиться переводить с языка на язык. Тут надо научиться переводить с одного способа думать на другой.

«Энума элиш»... «Когда вверху небо еще не получило имени и внизу земля не была названа, Апсу первобытный, создатель, Мумму и Тиамат, родившая всех их, смешивали свои воды. Не было поля, острова не было видно, никто из богов еще не произошел, никто не имел имени, не были определены жребии. Тогда были созданы боги...»

И дальше мы читаем о том, как бог Апсу и его жена Тиамат вступили в борьбу со своим сыном — богом Мардуком. Мардук убил Апсу, разорвал Тиамат пополам, как раковину, из одной половины сделал небо, из другой — землю.

Люди, которые это написали, еще не умели думать так, как думаем мы. Бездну — мировое пространство—они представляли себе в виде отца богов Апсу. И водную пучину, из которой, по их верованиям, произошел мир, они не называли просто водой. Для них она была Матерью Тиамат.

Они не спрашивали: как и отчего все произошло? Они иначе ставили вопрос: от кого все произошло? От какого отца и какой матери?

В течение тысячи лет люди были крепко связаны узами рода. И им еще долго казалось, что все вещи в мире должны быть в родстве, как родители и дети.

Да и мы сами разве не говорим еще иногда, по старой памяти, о матери-земле?

Вот другая табличка — о солнечных затмениях.

«Если в месяце Нисане, первого числа, солнце помрачится, умрет царь Аккада. Если первого числа оно помрачится, но свет будет ярок при закате, и если в том же месяце будет затмение луны, то в этом году умрет царь. Если затмение будет одиннадцатого — полчища варваров опустошат страну, страна погибнет, будут питаться человеческим мясом. Если затмение случится девятого Таммуза, то Истар даст сойти на землю божескому милосердию, на землю сойдет правда.. »

Эти люди уже знали, сколько лет, месяцев и дней проходит от одного затмения до другого. Но затмение не было для них небесным явлением. Они считали его небесным знамением, предвещающим счастье или несчастье.

Много веков собирали вавилоняне свои наблюдения.

Их архивы и библиотеки были загромождены глиняными справочниками, таблицами. Здесь было много знаний. Но здесь знание еще не было отделено от суеверия.

Эти старые книги были переполнены заговорами и заклинаниями. Прежде чем положить в зуб смолу, смешанную с беленой, полагалось прочесть длинный заговор о том, как бог создал небо, небо создало землю, земля создала реки, реки создали каналы, каналы создали ил, ил создал червя, червь забрался в зуб. И заговор кончался обращением к червю: «Пусть побьет тебя бог Эа силой своих рук».

Так, разыскивая корни науки, мы добрались до того времени, когда наука еще была тесно сплетена с религией, с магией.

И то же самое мы обнаружили бы, если бы из Милета отправились не на восток, в Вавилон, а на юг — в Египет.

Там тоже дети в школах переписывали рядом с религиозными гимнами правила измерения полей и образцы деловых писем.

Там тоже жрецы были учеными, и ученые были жрецами.

Жрецы следили за уровнем Нила, спускаясь к нему по каменной лестнице и отмечая на стене храма черточкой высоту воды.

Жрецы определяли время днем по солнечным часам, ночью — по звездам.

Два жреца садились на плоской крыше один против другого. Они сидели неподвижно и прямо на предназначенных для этого местах. Чтобы как-нибудь нечаянно не наклониться вперед и не откинуться назад, они проверяли себя отвесом. Каждый из них был и наблюдателем и прибором. А от прибора требуется точность.

Сидя неподвижно на своем месте, жрец смотрел, как Сириус или какая-нибудь другая звезда подходит к плечу жреца, сидящего напротив Вот звезда повисла над самым плечом, вот она коснулась уха. Теперь достаточно взглянуть на таблицу, чтобы сказать, который час.

Египетские жрецы были искусными мастерами по части измерения времени. У них уже были и водяные часы. В этих часах время определяли по тому, сколько воды утекло из сосуда сквозь отверстие Египетский календарь мало чем отличался от нашего: в году было двенадцать месяцев, в месяце — тридцать дней, а в конце года добавляли еще пять дней — недостающих. Всего в году было, значит, 365 дней.

Но зачем египетские жрецы так тщательно следили за временем?

Для того ли только, чтобы определять часы богослужений, дни праздников и торжественных процессий?

Нет, им нужно было точно предсказывать время разлива Нила.

Наука и здесь росла и развивалаА. потому, что была нужна для жизни, для человеческого труда.

Когда мы решаем алгебраические задачи, то неизвестную величину часто обозначаем буквой «х» (икс).

Вместо алгебраического знака «икс» египетские жрецы писали «куча», и это сразу выдает земное, а не небесное происхождение математики.

В первых задачах иксом была куча зерен: измерив высоту и основание кучи, надо было вычислить, сколько в ней зерна.

А потом «кучей» стали называть и всякую неизвестную величину.

Когда египтяне изображали небо и землю, они рисовали их в виде богов: бог земли лежит внизу, над ним стоит бог воздуха и поддерживает над головой обеими руками богиню неба. Вдоль тела богини неба горят звезды.

Здесь не сразу отличишь, где кончается религия и где начинается наука.

Мы могли бы из Милета пойти и третьим путем: не на восток — в Вавилон, не на юг — в Египет, а на запад — в те края, откуда были родом жители Милета.

Что они принесли с собой со своей древней родины, из Греции?

Они принесли оттуда и язык, и верования, и обычаи.

В Милете и в Элладе верили в одних и тех же богов, пели одни и те же песни, сложенные, по преданию, древним певцом Гомером.

И опять, читая эти песни, мы попадаем в те времена, когда религия, наука и поэзия еще не успели тремя ветвями отделиться от общего ствола.

«Илиада» и «Одиссея» рассказывают нам, во что верили греки, что они знали и что умели делать.

Техника у Гомера неразрывно сплетена с религией. Он говорит об оружейной мастерской, о том, как могучий кузнец тяжелым молотом выковывает щит для Ахилла. Но этот кузнец не простой человек, а бог Гефест.

В «Одиссее» можно найти всю науку моряков того времени. Гомер с такой точностью изображает бури, что по его рассказу можно составить карту погоды и определить, какие циклоны, какие ветры разметали корабли Одиссея.

Но каждый ветер у Гомера не просто ветер, а бог.

А песни Гесиода?

Этот певец-крестьянин жил в гористой Беотии, в деревушке Акра. Он пел свои песни не на пирах у царей и вождей, а у себя дома, на деревенских посиделках.

По преданию, родина Гесиода была родиной муз. Здесь, по соседству, они водили свои хороводы на горе Геликон. Крестьяне умели здесь складывать не только дома из камней, но и песни из слов.

В холодный зимний день, когда не было другого дела, жители Акры собирались где-нибудь на теплом, освещенном пригорке. Гесиод не учился играть на лире, на кифаре. Он брал в руки суковатую палку и, постукивая ею о землю, рассказывал складными стихами обо всем, что знал и умел.

Он говорил о том, что за жатву надо приниматься, когда над горизонтом покажутся Плеяды, а к пахоте приступать, когда они начнут заходить. Он говорил, когда лучше спускать на воду чернобокий корабль, отправляясь за море с товарами. Он советовал зимой подваливать к кораблю камни, чтобы его не унесли волны, и вешать рулевое весло над очагом, чтобы оно лучше просохло.

И сразу вслед за этим он переходил к рассказу о том, как произошли боги, как от Хаоса родились Свет и Мрак, Земля и Небо, как от брака Земли и Неба произошли гиганты, титаны, циклопы.

Он пел о силах природы, но у сил природы были собственные имена и облик богов.

И все же в этом старом облике уже можно было разглядеть новые черты.

Боги и титаны у Гесиода уже не такие живые, как у Гомера. У них по-прежнему собственные имена — Земля, Свет, День, Северный Ветер, Старость, Забота, Обман. Но уже трудно поверить, что это живые существа, а не просто силы, явления, понятия. Все боги у Гесиода на одно лицо. О каждой богине он говорит: «Богиня с прелестной ножкой». Видно, он уже плохо различает их — такими туманными стали эти богини и боги, которые у Гомера еще живут полной жизнью.

Все туманнее делаются образы богов, и все яснее видят люди природу.

Люди учатся думать по-новому. И в то время как в глухой беотийской деревушке крестьяне еще поют песни Гесиода, где-нибудь в шумной гавани торгового города уже слышатся новые, смелые речи, раздаются новые песни.