Все больше и больше давала человеку найденная им когда-то чудесная кладовая. В степях паслись тысячи овец. В поле пахарь покрикивал на волов, которые не торопясь ступали по черной мягкой земле.

В плодоносных долинах цвели и благоухали первые сады, первые виноградники. По вечерам люди собирались у ворот под сенью смоковниц.

Все больше давал человеку труд, но зато и трудиться надо было больше. Каждая кисть винограда, каждый колос пшеницы были налиты, как соком, человеческим трудом.

Сколько хлопот было с одним только виноградом! Собрав тяжелые грозди, их бросали в каменное точило и потом давили, чтобы выжать сок. Виноград мучили, мяли, и его темная кровь стекала в козий мех. Во славу вина люди пели магические песни о прекрасном боге, одетом в козьи шкуры, и о его страданиях.

В низовьях рек, где каждую весну половодье орошало и удобряло почву, об урожае словно заботилась сама природа.

Но и здесь руки земледельца не отдыхали. Чтобы задержать воду на полях, люди рыли канавы, насыпали плотины, направляли воду туда, где она была нужнее всего.

Люди молились реке, дающей плодородие, забывая о том, что без их труда на земле не выросло бы ничего, кроме сорных трав.

Все больше забот было у земледельца. Но и скотоводу тоже некогда было отдыхать. На сочных степных пастбищах стада росли не по дням, а по часам. И чем больше было стадо, тем и хлопот с ним было больше. Одно дело смотреть за десятком овец, другое дело — за тысячей. Большое стадо быстрее опустошало пастбище, и его приходилось перегонять на другие места — все дальше и дальше от селения.

В конце концов целые селения стали сниматься с обжитых мест и уходить вслед за стадами. Люди навьючивали на верблюдов свои шатры и отправлялись в путь, гоня перед собой все живое богатство.

Позади оставались заброшенные, заросшие бурьяном поля. Но люди о них особенно не жалели: ведь в засушливой степи хороший урожай был редкостью.

Впервые в мире произошло разделение труда уже не между людьми одного племени, а между племенами.

В степях появились пастушеские племена, которые разводили скот и выменивали его на хлеб. Они не оставались на месте, а кочевали, переходили с пастбища на пастбище.

Дикой и вольной была жизнь кочевников.

Они разбивали свои шатры в степи под небом, которое не было заслонено ни деревьями, ни домами. Вся степь была для них домом. Во время долгих переходов детей убаюкивала не люлька, а качающаяся спина верблюда.

В те времена, о которых идет речь, настоящих кочевников среди пастушеских племен было еще мало.