Год 1543 был не только годом смерти Коперника, но и годом рождения его книги. Он остался лежать под каменной плитой, а она принялась странствовать.

Одни встречали ее насмешками, другие осыпали похвалами, но никто не был к ней равнодушен. Она всегда была одна и та же, но многие из ее читателей уже не могли больше оставаться прежними, когда она попадала им в руки.

Она приходила к ним, эта опасная книга, как судьба, как жребий. Она будила спящих, она влекла даже робких к смелым, еретическим мыслям. Была великая радость в том, чтобы думать свободно, не так, как велит церковь. Но за эту радость приходилось платить иной раз великой ценой.

Попала книга Коперника и в руки одного молодого священника, который жил в маленьком городке недалеко от Неаполя. Священника звали Джордано Бруно. В келье у него было много книг. Одни стояли на полках, другие были спрятаны от чужих глаз.

Если бы настоятель монастыря произвел тщательный обыск в келье брата Джордано, он нашел бы там не только признанного церковью Аристотеля, но и поэму вольнодумца Лукреция «О природе вещей».

Вместе с восемнадцатью фолиантами «ангельского доктора» Фомы Аквинского он обнаружил бы и ядовитую книжечку Эразма Роттердамского под названием «Похвала глупости».

Где-нибудь под матрацем или под половицей были бы найдены и тетради самого Бруно. Развернув первую же из них, отец-настоятель наткнулся бы на такие вещи, которые заставили бы его побагроветь от возмущения.

Поэма «Светильник», диалог «Ноев ковчег»... Эти поэмы и диалоги высмеивали святое невежество, набожную тупость, порок в личине добродетели.

И это писал монах доминиканского ордена! Зачем же он носит рясу?

В самом деле, почему этот молодой вольнодумец — монах?

Ему было всего только четырнадцать лет, когда он вступил в монастырь святого Доминика. Доминиканцы издавна слыли суровыми ревнителями веры, грозой еретиков. Это они заседали в трибуналах «святой инквизиции». Это на их знамени была изображена собачья голова с горящим факелом в зубах. Как верные псы господни, рыскали они повсюду, вынюхивая запах ереси. Но они были и ученейшими из монахов. Они умели выискивать еретические мысли в самых темных, запутанных рассуждениях. «Ангельский доктор» Фома Аквинский был из их ордена. А ведь это он создал «Свод богословия», по которому не одно поколение доминиканцев училось распознавать, как следует и как не следует думать.

И вот четырнадцатилетний мальчик, который хочет побольше знать, впервые входит в тот самый монастырь святого Доминика, где когда-то учил Фома Аквинский.

Мальчик любит книги. А где же найти их, как не здесь, в богатой монастырской библиотеке? Ведь здесь только и делай, что читай. Мальчик всей душой стремится к науке.

И ему кажется, что он найдет ее, свою прекрасную даму, за высокими стенами монастыря.

Да, она здесь. Она скитается по монастырям с тех пор, как ее впервые привел в келью добрый старик Кассиодор.

Он думал, что ей будет здесь лучше, спокойнее. Но как побледнела здесь эта прекрасная муза, которая когда-то водила хоровод вместе с сестрами по холмам и долинам Эллады!

Она стала Золушкой, служанкой благочестивой и строгой госпожи — Теологии. Ее голоса здесь почти не слышно среди колокольного звона и молитвенных песнопений. У нее были суровые наставники и надсмотрщики. Сам доктор Фома Аквинский указал Золушке ее права и обязанности:

«Склоняй голову перед своей госпожой, ибо ум человеческий ниже божественной премудрости Не переступай этот порог, не выходи из этих стен, ибо у человеческого разума есть границы, он не все может познать. А если ты нарушишь запрет, если ты снова захочешь выйти на волю, ты будешь строго наказана: еретика ждет смерть...»

И вот Бруно в четырех стенах. Зачем он сюда попал, зачем он променял на эту тесную келью веселый и шумный простор мира? Он, сын воина и поэта,— зачем он стал монахом?

Он пришел сюда ради нее — ради науки. Ему нужен был еще больший простор, чем тот, который видели его глаза Он хотел, чтобы наука дала ему новое зрение, научила его видеть го, чего никто не видит.

А наука была здесь, в монастыре, вот в этой библиотеке, заставленной с пола до потолка тысячами книг...

Проходят годы. Бруно прочитывает одну книгу за другой. По шаткой лесенке поднимается он на самую верхнюю ступеньку, чтобы достать с полки запыленный том, которого давно уже никто не касался.

Далеко ли от полки до полки, от пола до потолка? Но, проводя долгие часы в библиотеке, Бруно странствует по векам и странам. Он снова проходит весь путь человечества. Философы Греции ведут его по дороге мудрецов, все дальше отодвигая стены миоа Вслед за греками приходят арабы и евреи. Аверроэс говорит ему, что мир вечен, что душа — только капля в океане человечества. Человек умирает, человечество остается.

Он углубляется в творения отцов католической церкви. После ясной греческой мудрости каким мрачным кажется ему учение всех этих «ангельских», «серафических», «тонких», «неопровержимых» докторов! Все больше сгущается туман, все теснее сдвигаются стены. Весь мир наполняют духи: наверху — ангелы, внизу — демоны. Ангелы вращают небесные сферы, демоны насылают бури. Где же человек? Его душу раздирают в борьбе эти таинственные силы, эти воинства крылатых духов.

Тесно, страшно в этом мире призраков, между огненной пропастью преисподней и холодной небесной твердью!

Бруно откладывает в сторону Фому Аквинского и снова погружается в книги древних ученых. Он изучает Аристотеля. Но он уже не видит того живого Аристотеля, который когда-то блуждал в поисках истины, терял и снова находил дорогу. Сотнями своих вопросов, подвопросов, разделов «ангельский доктор» сумел и Аристотеля превратить в высохшие, окостеневшие мощи.

Каким тесным кажется Бруно тот аристотелевский мир, в котором «Земля помещается в воде, вода в воздухе, воздух в огне, огонь в небе, а небо уж ни в чем другом»!

Последняя сфера, усеянная звездами, а за ней уже нет больше природы, нет мира...

Все теснее сдвигаются стены. Бруно задыхается в своей келье, как в темнице. Он пришел сюда ради прекрасной дамы — науки. Но он видит, что и она гибнет здесь, в заточении.

С каждым днем все труднее Бруно дышать монастырским воздухом, видеть руки, перебирающие четки, глаза, воздетые к небу, но не видящие неба. Он чувствует, что он здесь чужой. Да и на него уже начинают смотреть с подозрением. Кто-то из братьев доносит отцу-настоятелю, что брат Джордано смеялся над книгой о семи радостях пречистой девы. Другой приходит и рассказывает, что Джордано — даже вымолвить страшно! — осмелился вынести из своей кельи образа святых угодников и оставил только распятие.

Джордано подозревают в ереси. За ним зорко следят, но его еще не трогают.

В обычный срок он становится священником. Он служит обедни, крестит новорожденных, причащает умирающих. Ему приходится часто отлучаться из монастыря в Неаполь. И он спешит воспользоваться этой тенью свободы. Он заводит знакомства с учеными, он достает запретные книги.

И вот в его руки попадает книга Коперника.

С какой радостью чувствует он, как поднимается небо над его головой! В бесконечность уходят звезды, и Земля уже кажется светящейся точкой среди звезд. Исчезает гнетущий призрак: Земля, сдавленная сверху и снизу, мир, зажатый между райской горой и пропастью ада.

Вокруг необъятный простор, в котором так легко дышит грудь. И Земля, как птица, несется по небесной шири вместе со стаей сестер-планет.

Бруно с жадностью всматривается в таблицу, начертанную Коперником. Солнце посредине, а вокруг — на огромном расстоянии от него — сфера звезд.

Коперник раздвинул мир, но робко остановился перед этой последней, алмазной стеной мира. Зачем останавливаться, почему думать, что дальше нет ничего? Только потому, что так учил Аристотель? Но ведь Демокрит, Эпикур, Лукреций учили, что вселенная бесконечна, что мирам нет числа!

Бруно чувствует, что его долг, его призвание — разрушить эту последнюю стену. Он восклицает, обращаясь к самому себе-

«Найди убедительные доводы! Разбей и сбрось на землю с шумом и громом эти алмазные стены! Докажи людям, что мир не один, что миров бесконечно много. Открой дверь, чтобы все могли видеть другие звезды, подобные нашему солнцу».

И вот уже нет больше ни стен, ни каменного монастырского свода. Вокруг беспредельное пространство. Куда ни посмотришь, везде звезды. Им нет числа.

Вокруг звезд кружатся роем планеты. На этих планетах есть живые существа, которые так же не знают о нас, как мы не знаем о них. Бруно вглядывается в этот огромный, открывшийся перед ним мир.

Он уже с трудом различает среди звезд свою родину — Землю. Она едва заметной точкой мерцает в пространстве.

Что же тогда человек по сравнению с миром? Ничто?

Нет, человек познает эту беспредельность, он охватывает ее взглядом, он вмещает ее в своем разуме.

Великая радость охватывает Бруно. Он чувствует, как ширится его разум.

Он видит звезды, он видит атомы, и его душа парит, как на крыльях, между двумя бесконечностями — Большого и Малого мира.