Давайте снова отправимся в прошлое, но на этот раз попытаемся это сделать менее сложным способом.

Ведь путешествовать можно не только на корабле, но и у себя дома, оставаясь на месте.

Когда мы вращаем ручку радиоприемника, мы, не выходя из комнаты, в один миг переносимся из Москвы во Владивосток, из Владивостока в Алма-Ату. А если еще в нашем распоряжении телевизор, мы можем не только слышать, но и видеть людей, находящихся на расстоянии многих километров от нас. Радио и телевизор помогают нам преодолевать пространство.

Но как услышать и увидеть людей, от которых нас отделяют не мили и не километры, а годы, годы и годы?

Есть ли такой прибор, с помощью которого мы могли бы путешествовать по времени, так же как мы путешествуем по эфиру?

Такой прибор существует: звуковое кино.

На полотне экрана мы можем увидеть весь мир — не только тот, который есть, но и тот, который был недавно.

Вот в Москве, на Красной площади, волнуется и шумит огромная толпа, встречая героев Арктики. Вот маячит в вышине, словно новый спутник Земли, белый шар — гондола стратостата.

Но киноаппарат — это такой корабль, который унесет нас в прошлое не дальше того года, когда он сам был построен. А построен он был совсем недавно.

Первые звуковые картины появились в 1927 году.

Дальше в нашем «путешествии по времени» нам придется пересаживаться с одного корабля на другой, и корабли будут все хуже и хуже: с парохода мы пересядем на парусник, с парусника — на простую лодку.

Вот экран немого кино. Мы видим на нем прошлое, но не слышим.

Вот фонограф. Мы слышим голос со всеми его живыми оттенками, но мы не видим, кто говорит.

И опять эти корабли довезут нас только до тех берегов, от которых они сами отчалили.

Кино не может нам показать то, что было раньше 1895 года.

А фонограф довезет нас только до 1877 года, когда он сам был создан.

Голоса немеют, сохраняясь только в значках букв, в однообразных и ровных строчках книг.

На фотографиях, на старинных дагерротипах застывают улыбки и взгляды.

Загляните в старый семейный альбом. Под зеленой бархатной крышкой, за бронзовыми застежками вы увидите жизнь нескольких поколений.

Вот на картонной странице выцветшая фотография девочки, одетой так, как одевали детей в 70-х годах. Девочка опирается на живописную садовую ограду, какие бывали только на чердаках у фотографов.

Рядом, на той же странице,— невеста в фате и лысый толстый жених во фраке, положивший руку с перстнями на аккуратно обрубленную половинку мраморной колонны. Жених по крайней мере на тридцать лет старше невесты. У нее те же наивные, испуганные глаза, что и у девочки с соседней фотографии.

А вот она же через сорок или пятьдесят лет. Вы с трудом узнаете ее. Под черной кружевной косынкой — лоб, изрезанный морщинами, покорно и устало глядящие глаза, ввалившийся рот. На обороте изображен ангелочек с фотографическим аппаратом в руках. Поперек ангелочка надпись дрожащей старческой рукой: «Моей дорогой внучке от любящей ее бабушки».

На одной странице альбома целая человеческая жизнь.

Чем дальше от нас, тем хуже и хуже передает фотография выражение лица, поворот головы, движение руки. Сейчас мы без труда ловим на фотопластинку всадника на всем скаку, пловца, бросающегося в воду. А когда-то, для того чтобы сфотографировать человека, надо было усадить его на особое кресло с зажимами и закрепить его голову и плечи так, чтобы он не мог и шевельнуться. Не мудрено, что люди выходили похожими на манекены, а не на людей.

1838 год. За этой границей нет уже и фотографии. В нашем дальнейшем путешествии нам придется во всем полагаться на других свидетелей прошлого, не таких беспристрастных и точных, как фотографический аппарат.

Чтобы восстановить прошлое, нам придется сличать и сопоставлять свидетельские показания, сохранившиеся для нас в картинных галереях, архивах и библиотеках.

Так сотни лет и сотни дат пролетят мимо нас, как цифры верстовых столбов.

И опять пересадка в нашем путешествии. 1440 год. Перейдя эту границу, мы не находим больше печатных книг. Четкий типографский шрифт сменяется вычурным почерком писца.

Медленно ползет по пергаменту гусиное перо переписчика, и мы плетемся вместе с ним в прошлое, шаг за шагом, буква за буквой.

От пергаментов до папирусов и надписей на стенах храмов все дальше и дальше в прошлое идет наш путь.

Все непонятнее и загадочнее становятся письмена, оставленные нам людьми прошлого.

И наконец письмена исчезают, голоса прошлого умолкают совсем.

Что там дальше?

Мы разыскиваем следы человека в земле, роемся в забытых могилах, рассматриваем древние орудия, камни давно разрушенных жилищ, уголь давно погасших очагов.

Эти остатки прошлого рассказывают нам, как жил, как работал человек.

Но могут ли они рассказать нам о том, как человек говорил и думал?